Совсем забыл пожаловаться

С наших местных торрентов скачал электронную "Энциклопедию классических автомобилей".
Открыл, хотя чего мне, ламеру, это стоило. Прочитал, хотя мне это стоило не намного меньше.
В итоге - там есть корвет, камаро, стинг рэй, вега, но ЕЁ ТАМ НЕТ!!! ЕЁ ТАМ СОВСЕМ НЕТ!!!
По-моему, это преступление против человечества в моём лице. Хотя... Не только в моём, полагаю.
В качестве, видимо, утешительного приза двух, там оказались некие марки под увлекательными названиями
"Дженсен Моторс" в оригинале "Jensen Motors"

и
"Дженсен-Хили" в оригинале "Jensen-Healey".


Ну ладно, хоть что-то... ))

@темы: Я люблю тебя жизнь, ну а ты меня снова и снова, Supernatural

---

Странный месяц был июнь

и искали его по странным запросам
отзывы пансионат заря ялта, отзывы об пансионате заря ялта - надеюсь, помогло
интернатура доктора хауса, обучающее видео хауса - это видео, наверное, было для подготовки в интернатуру
крипкеанство neosculd - всегда рад, и тьфу-тьфу на отступников-гэмблианцев
уборщик из клиники - эта музыка будет вечной
ожирение - а вот это новенькое, такого фэндома у меня нет.
кано таната diary - ептыть!
как зарегаться на драконьих торрентах - я специалист как на них не попасть.
испо хаби ла - нестандарт.
трахалась - и при этом испо хаби ла? новый тип, новый стиль, попрание классики?
клиника пародия на хауса серия, в какой серии клиники пародия на хауса - не помню, честно.
пападжон - диносэм, блин!
матерный гороскоп - наливайте.
зоря трахается - ну мы там не только трахались, мы и культурненько отдыхали, СПН искали на украинском тв, например.
фото квартир в нью йорке - только план от Б.У. Вустера
сверхъестественное руби фото - фото и впрямь было сверхъестественным
ему соски - ну можно и ему, можно и соски, а что конкретно вы имели в виду?
подушка для обнимания называется - скажи миру "ня" (с)!

И гран-при

посмотри пилотную серию сверхъестественного
и сбудутся мечты твои и видеть меня будешь ты часто
и не только во сне

@темы: Я люблю тебя жизнь, ну а ты меня снова и снова, Дайроводство&бытописание

---

И тут я вспомнил слова "Песни следопытов"

Да-да, той самой, из "Алой книги Западных пределов".

В ночи глухо шепчутся ели,
Роса холодна, словно лед.
Из топей, из черных ущелий
Бесформенный страх восстает.

На улицы мирных селений,
Неся с собой холод и жуть,
Ползут безымянные тени.
Но мы преграждаем им путь.

Охрана поселков беспечных
Судьбою назначена нам.
И мили дорог бесконечных -
Наш дом, что открыт всем ветрам.

То снегом швыряется вьюга,
То ветер горячий пылит...
Мы редко встречаем друг друга,
Бродя по дорогам земли.

Ведь нас в Средиземье немного.
При встрече оброним: "Привет!" -
И вновь разведет нас дорога,
Ветра заровняют наш след.

Посмотрит на нас, как на нищих,
Привратник у крепких ворот,
Презрительно хмыкнет трактирщик:
"Бродяги... Беспутный народ!"

Усмешку мы горькую прячем.
Не знает никто на земле,
Что живы в народе бродячем
Потомки былых Королей.

И если пророчествам древним
Реальностью стать суждено,
На знамени Белое Древо
Взметнется над битвою вновь.

И заново будет откован
Меч, сломанный в давние дни,
И Войско Нарушивших Слово
Восстанет из серой тени.

Поднимется ратная сила,
От грохота вздрогнет земля.
И вспыхнет Звезда Элендила
Опять на венце короля.

Тут даже не стоит вопрос о том, что я хотел бы клип. Тут вообще не стоит. Вопрос. ))))

@темы: Я люблю тебя жизнь, ну а ты меня снова и снова, Supernatural, А я бы посмеялся

---

С огромной благодарностью

за иллюстративные фотоматериалы, использованные при создании нижеизложенных обзоров,
создателям и администраторам сайтов:

spn-slash.com/forum/

fargate.ru/supernatural/

www.supernatural.ru/

@темы: Supernatural

---

Подведение итогов, часть третья

И заключительная. Омега, да.

У демонов Трёх Кланов есть одна особенность, люди назвали бы её тем самым недостатком, что является продолжением достоинства. Демоны её так не называют, просто воспринимают как существующую и неизменную данность.
Особенность эта заключается в том, что демоны Трёх Кланов очень любят своих родичей. Очень. Просто очень. До того, что жить без них не могут, тем более - жить в здравом уме и твёрдой памяти. Причём, всё в буквальном смысле.
Без присутствия кровников рядом с собой, любой из Трёх Кланов потеряет всяческое ощущение реальности, банально сойдёт с ума и начнёт делать уйму странных (как минимум) и страшных (как максимум) вещей. В особо тяжёлых и запущенных формах такие жизни в одиночестве заканчивались плохо для конкретного демона и целого мира, в котором тот демон имел несчастье находиться.
Так что, винцест (переходя от общего к частному) это не прихоть и не роскошь. Это средство удержать существующий порядок вещей и избавить несчастную планетку от такого апокалипсиса, что Люциферу и близко не снилось.
Итак:

Дин

Единственный кровный родич и искренне любящий брат Сагрэма.
Собственно, много сказать здесь не получиться. Во-первых, потому что основные законы взаимодействия уже обрисованы в истории вопроса, а во-вторых и главных - а стоит ли тут что-то говорить? Есть человек, который невзирая ни на что любит демона до степени продажи за него души, и есть демон, который, также невзирая ни на что, любит человека до устроения за него конца света. Де-юре Сэм этого не делал, но де-факто... Почти же, почти.
В общем, Дин - величайшая константа жизни, и смерти, и любви Сагрэма Райхата. Основа и возможность его существования как личности, главное его оружие против небытия.
И чтобы в их мире действительно не случился настоящий (а не игрушечный анегельско-бесовский) Апокалипсис, удачи им и жизни вечной. Вдвоём.

@темы: прикладная демонология, Supernatural

---

В моей шизофрении настал Хэллоуин (С) или мой первый флэшмоб

Пишет  Nick-Luhminskii:

03.07.2009 в 17:11

soley412 прямо сейчас все организую.
ты у нас раскроешь невиданные и пугающие грани лорда Джедайта, Дарта Вейдера и графа Дракулы. А если хочешь, чтобы вообще жизнь медом не казалась, будешь воплощать это силами Дина и Уборщика. короче, представь, что в твоей шизофрении настал Хэллоуин)))

URL комментария

Ну ладно, как сказано...
Себя я возьму лорда Джедайта и это будет прямо по анекдоту "а Джед работал за всех - голодный, невыспавшийся, трезвый и злой". В известно мере исполню голубую мечту моего начальства - буду думать только о работе, причём делать это с удовольствием. От канонного образа Джеда отступлю разве только в том, что Джед больше будет задействован в научно-исследовательской деятельности, нежели в нудном исполнении ежедневных обязанностей. Ну с Нефритом пояоится, а то как же! ))) А так - его сыграть просто, потому что он всем доволен, ну или всем угождает как и я, различие между нами удастся полностью нивелировать. Правда роль в этом аспекте выйдет скучной, а её воплощение - ужасно скучным.
Главное, что бы мне подсунули сценарий, где вся научная часть будет прописана профессионалами без подъёба, а то я могу смешно и глупо в этой части запутаться. )))
Дин в полной мере заслужил Дракулу. Ага-ага, пусть сам себе голову и отрезает, да. Если что - мелкий с Бобби помогут. К тому же, за все прочие прегрешения, Дракула будет чёрнобелофильмного образчика, тем более, что в баварских штанишках Дин уже пострадал. Вот теперь пусть пострадает и в ррромантическом плащике.
А в остальном ему, я думаю, будет просто. Когда схлынет первая волна чувства унижения, парень оторвётся на полную катушку, он же это любит и вообще - без тормозов. К тому же баб кадрить и лапать можно без зазрения совести и всё во благо искуйства.
Ну а Уборщик... Жаль, графическими средствами нельзя передать то апокалипсичное настроение, которое должно охватить читателей при виде и поминании Уборщика-Дарта Вейдера. А ведь там будет ещё и ведро, а ведь оно реально будет на голове. И самый цимес - оно будет не на голове Уборщика. На чьей, спросите вы? А это была отсылка с космической опере, а не к хоррорному фильму ужасов. ))))

Желающим - день жестянщика и всяческий вэлкам.

---

Дин

у нас же ещё остался Дин...
Третье и главное в войне и мире Сэма Винчестера...
Однако чегой-то не прёт.
Из забавного - я пишу про оружие Сэма в прямом и переносном смысле всё ближе и ближе подходя к собственно Сэму. Сначала йома - на любом расстоянии, потом серп - на расстоянии вытянутой руки, потом Дин - ближе некуда.

@темы: прикладная демонология, Supernatural

---

Подводимые итоги, часть вторая

Как я уже говорил, Сагрэм Райхата - старший и единственный сын и наследник своего отца.
Кроме ударной силы ему по статусу полагается иметь и очень качественное, драгоценное, овеянное легендами и традициями клановое личное оружие.
Каковое Сагрэм и получает в наследство, и даже демонстрирует нам практически в первый же вечер нашего с ним знакомства.

Большой Коготь

Собственно личное оружие главы клана Райхата.
Боевой серп, одноручный, однолезвийный, с режущей внутренней кромкой главного лезвия и режущей внешней кромкой лезвия вспомогательного, вмонтированного в рукоять.
Оба лезвия лишены стандартных кровостоков, но имеют достаточно глубокие профили и выработки, облегчающие их скольжение при нанесении удара.
Помимо режущих кромок, серп снабжён системой шипов на тыльной стороне главного лезвия и системой захватов, крестообразно расположенных вокруг основания лезвия вспомогательного.
Гарда как таковая на рукояти отсутствует, вместо неё защиту кисти обеспечивает полугарда, строение и профиль которой схожи с шипами главного лезвия, в комплексе они становятся дополнительными захватами при проведении оборонительных ударов с целью вырвать оружие из рук противника.
Основание главного лезвия с двух сторон покрыто стилизованным под клановые руноскрипты орнаментом.

Примечание: шипы вокруг вспомогательного лезвия на данной фотографии отсутствуют, но они наличествуют на реальном Большом Когте, хранящемся в нашем доме и принадлежащего соплеменнику Сагрэма.

Примечание 2: оружие клана Райхата было не одиночным, а парным, и помимо Большого Когтя существовал ещё и так называемый Малый Коготь. Это одноручный, однолезвийный нож с прямым клинком и рукоятью без защиты. Использовался чаще не как боевое оружие, а для повседневных бытовых нужд.
Однако именно с него снимали копии, которыми были вооружены боевые йомы и йомы-телохранители.

@темы: прикладная демонология, Supernatural

---

Итак, давно требуемые к подведению итоги

В моей личной мифологии Сэм Винчестер - это Сагрэм Райхата, сын главы клана Орега Райхата; старший сын, потому что единственный.
Согласно законам наследования и вообще бонтону, принятым в означенном клане по отношению к старшим вообще и наследникам в частности, Сагрэм располагает некоей, если можно так выразиться, вооружённой силой, состоящей из нескольких компонентов.
Все они без исключения будут, последовательно, рассмотрены и проиллюстрированы, а пока первый и наиболее характерный из них:

Боевая йома Ашшеру

Собственно - боевая йома клана Райхата.
В мирное и счастливое время "до революции восстания" была стандартной боевой йомой, из коих тьмами и тьмами комплектовались клановые войска. Никакими сверхъестественными не поймите меня правильно боевыми и организационными навыками не обладала.
Единственным её, как показало время, реальным отличием от всех прочих солдат и старшин было умение остаться в живых при глобальном и тотальном выносе, постигшем соратников и отцов-командиров. На этом и строилась вся её дальнейшая биография, коя здесь будет несущественна, а потому и неинтересна.
В круг повседневных обязанностей боевой йомы входило то, что с той или иной степенью привлекательности показано в сериала "Солдаты".
Так как йома уровня Ашшеру не страдала излишним интеллектом и талантами, она проходила где-то по рангу сержанта пехоты, может быть мотострелкового подразделения. Занималась охраной порученных объектов, дозорной и патрульной службой, проходила периодические обучения и повышения квалификации, дневалила по своей военной части, участвовала, может быть, в построениях и парадах.
На войну пошла по стандартной тревоге. Честно исполняла поручения и обязанности, несла, так сказать, тяготы военной службы в боевых условиях. Перебила изрядно народу. Пережила всё своё командование.
После победы противника перешла на его сторону. И служила там; может быть - рьяно, может быть - солдат спит, а служба идёт. Была на относительно хорошем счету у нового начальства.
Была жёсткой, жестокой, злобной, прямолинейной, ограниченной, во многом позабывшей об истинной субординации.
На этом можно и закончить, жаль только не получится в должной мере рассказать о её последних днях - невероятной ценой вышла на сына Лорда, принесла ему клятву верности, погибла, исполняя её.

@темы: прикладная демонология, Supernatural

---

Давно уже

живу с этой мыслью и только сейчас собрал слова...
Сэм-Антихрист.
Мне не кажется, что стань Сэмми реально Антихристом, он оказался бы тем хрестоматийным персонажем, что с горами трупов, реками крови и пожираниями невинных младенцев. Для такой попсни и китча Сэм слишком образован, интеллектуален (в крайнем случае - эрудирован), реалистичен и, главное, прагматичен.
Мир после его пришествия не изменился бы практически ни на йоту, за исключением разве только отдельных фрагментов оформления реальности. А содержательная часть осталась бы, в основном, привычной для всех. Это выглядело бы как:
наличие магии наравне с технологиями,
присутствие некоторого количества демонья в открытом доступе,
замена пары тысяч войн парой десятков ритуальных жертвоприношений,
да ещё, пожалуй, как существование одного правителя всея Земли Самаэля вместо кучки малоэффективных политиканов.
И на этом всё. Для миллиардов собственно человек ничто бы не изменилось, и Солнце по-прежнему вставало бы на востоке.
Ибо - зачем?

@темы: Supernatural

---

Давным-давно, дальше, чем в далёкой галактике

Бля, это когда же я это писал?
Впрочем
Утро было холодным и стылым. Эту помертвелую тишину стряхнул громкий рык двигателя, пробрав до основания постройки, леса на холме и заболоченные озера окрест. Но ненадолго.
Те, кто пришли на холм в такой странный, предрассветный час, очень хорошо знали правила и понимали, как следует появляться в таких местах.
Машина замолкла, и голоса людей перешли на шёпот, стараясь не разбудить, не обеспокоить, оставить ещё хоть несколько мгновений тихого, бестревожного сна.
Дом был старый, основательно просевший, накрепко покосившийся и вросший в эту каменистую землю всем естеством. Машина, вставшая перед ним, была немолода, побита жизнью и дорогами, и выжата досуха тем последним отрезком пути, которым пробивалась в этот край света.
Они с домом словно бы посмотрели друг на друга и решили остаться довольными первым знакомством.
Люди молчали, стояли, прислонившись к машине. Из привычной среды обитания они рассматривали ждущий их дом и мир. Боялись, может быть – надеялись, может быть – боялись, что надежды окажутся напрасными. В конце концов, смирившись с неизбежным, отправились в своё новое обиталище.
Это могло быть обидным, потому что казалось, будто в не дом они идут, а в склеп или на эшафот. Это было неприятным.
Впрочем, это только казалось.
Их было двое, вернее – двое и один, а если совсем верно – один, один ребёнок, и один, который всё это затеял. Но для них это было нормально; для них было нормально и кое-что похлеще, потому – они решили считать, что их, всё-таки, трое.
Потом они долго переругивались, перетаскивая свой небольшой багаж в дом. Очень долго и непонятно почему – вещи кончились гораздо быстрее спора.
К полудню первое неяркое солнце согрело широкое крыльцо.
Они пили кофе, прямо на тёплом, заросшем камне. Человек разбирал, чистил и правил оружие, а тот, кто всё это затеял, поил ребёнка водой. Вода тоже была тёплой, с красноватым привкусом крови.
Вечер пришёл рано и застал их на холме.
Они рассматривали лес, и дом, и заболоченное озеро. И делали это так, словно понимали, что каждый их взгляд будет замечен и оценен теми, на кого они смотрят.
Человек держал оружие, потому что так было легче присматриваться к новому; тот, кто это затеял, держал ребёнка, потому что его не мог удержать никто другой; ребёнок держал ладошки открытыми и старался вывернуться из клетчатой рубашки, в которую был закутан – сейчас ему хотелось поймать что-то неуловимое.
Дальше к ночи они собрались поужинать в спальне.
В островерхой мансарде уместилась старинная рассохшаяся кровать и кресло для ребёнка.
Человек разжёг камин и теперь сидел перед ним на толстом пыльном ковре, держа над огнём невкусную, неживую еду. Правда, она становилась чуть лучше от суховатой пригоревшей корочки, и можно было представить, что всё не так уж гадко складывается на новом месте.
Тот, кто всё это затеял, тоже сидел перед камином, держал на руках ребёнка и снова поил его водой. Только теперь она была красноватой и тёплой не от крови, а от мёда, огня и молока.
Ребёнок с удовольствием пил, старался ухватить отца за волосы, а потом смотрел на золотые сполохи в темноте.
Было совсем поздно, когда ребёнок уснул.
В небе за стрельчатым окном мерцали к непогоде звёзды, в камине мерцали угли, и от этого ночь казалась жарче, чем была.
Они долго лежали в постели, глядя в темноту и друг на друга. Очень долго, пока тот, кто всё это затеял, не потянулся к брату, пока человек не ответил ему первым за целый день поцелуем, сжимая, стискивая до боли, первый раз за целый день, без опаски и без колебания.
Они долго занимались любовью, и не знали, когда придёт утро.

А также
Вокруг фонарей – круги, мерцающие, густые. Декабрь, Сочельник, идёт снег.
Он стоит у окна и смотрин на мирную, совершенно открыточную картину. Загородный дом, фонарики, ночь, снег. То есть, если дождаться темноты, если прижаться лбом к панорамному окну, покрепче, поплотнее, чтобы не осталось пустого места в голове и вокруг, если напрячь больное своё воображение, и те тусклые огни, и то, что мерцает вокруг них принять, представить себе как фонари и снег... На самом деле это далёкие пожарища виднеются сквозь густой серный пепел.
Там, снаружи, дышать тяжело из-за этого пепла, дыма и пыли. И совершенно непонятно, как там ещё может что-то гореть; отложилось ведь в памяти ещё с начальной школы, с уроков физики, кажется – огонь не горит без воздуха.
Впрочем, где те школы, где те уроки. Да и где та физика, если уж на то пошло. Осталось только больное воображение. Или – больное сознание, что правильнее.
Да, с головой совсем не в порядке, уже… третий… месяц… год? А может быть и век – сейчас даже время идёт к чёрту, часы сбоят, среди дня наступает ночь, среди ночи – день. И постоянно преследуют сны наяву. Это хреново, это трудно выносить, но это нельзя изменить.
Люди вообще хреново переносят апокалипсис, как было подмечено давно и не им. И демонов тоже… переносят плохо.
Он идёт по дому, просто и почти бесцельно бредёт из комнаты в комнату.
Здесь, внутри дома, чьего-то бывшего дома, больших любителей шикануть в прежние времена, воздух нормальный. И нормальная вода. И еда, и тепло, растения в зелёных кадках тоже живые. Здесь ничто не напоминает, даже не догадывается о происходящем снаружи. И этот дом должен быть ему благодарен за то, что он в нём… живёт? Существует? Находится? Или просто и без затей заперт.
Но дом должен быть ему благодарен, как же иначе. Ведь больше его благодарить некому.
Он открывает кран и смотрит на струю, полную мелких молочных пузырьков.
Подставляет под неё руки и держит долго-долго. Пока пальцы не устают от напора воды. Хотелось бы, конечно, чтобы они уставали от жары или холода, но это невозможно.
Теперь это просто невозможно – чтобы ему было жарко, или холодно, или больно, или опасно. Чёртова окружающая среда подстроится под любую его потребность, сама подстроится, без напоминаний. Окружающая среда. Чёртова…
Он стоит под душем и вода льётся ему на голову, бьёт по лицу. Если ещё сильнее открыть кран, то, кроме шума по черепу, всё остальное как бы смывается. В принципе, можно было обойтись и без крана, но так как-то привычнее, по-старинке. В этом чёртовом новом мире он будет, наверное, большим любителем винтажа.
А что, ему не привыкать. Машина, револьвер, ножи. Теперь вот – краны, бритвы, ложки и чашки с кофе – приоритеты слегка сдвинулись, но что сейчас не сдвинулось? Если уж сдвинулся и он сам…
Он одевается, чтобы потом спуститься вниз.
Прок от этой залихватской новизны – мокрые полотенца можно швырять в ванной, носки бросать нестиранные, а наутро, ну или навечер, глянь – всё чистенькое, приглаженное и на своих местах. Аккуратненько, по полочкам разложено… Сразу видится родное. Ну да, реальность, она такая, кто конструировал – под того зануду и подстраивается.
Он стоит у плиты, варит себе кофе, любимым ножом бессмысленно царапает сетку, то ли письмена на столешнице.
Раньше он пытался этот нож согнуть, ещё раньше сломать, а совсем рано – выбить с его помощью окно, чтобы добраться до гаража, чтобы взломать гаражную дверь изнутри и на всех их четырёхсот лошадиных и одной человеческой убраться нахрен из этого проклятого дома, города, подальше.
Но быстро понял, что, во-первых – уж из мира-то они всяко не уберутся, а во-вторых – кто б им ещё это разрешил. То есть, понятно – кто. Но разрешил? Вот и остаётся варить себе кофе. А ей – ждать техосмотра раз, может, в неделю. На котором он не поприсутствует, и это его стремает. Может быть, это глупо, но они заслужили чёртово совместное развлечение.
Потом он не раздеваясь заваливается спать на диване, в гостиной, под пледом, без света. Странно, раньше с кофе хотелось уж точно не спать. Хотя, раньше ему вообще много чего хотелось. Теперь хочется только убраться отсюда подальше, по хоть какой уцелевшей дороге, а можно и прямо без дорог; убраться, как раньше, вдвоём; убраться, чтобы по пути разнести к чертям всё, что встретится; убраться так, чтобы все эти твари тоже убрались, по месту прописки, к дьяволу.
Он спит и видит сны. Страшные сны, кошмарные, правдивые, может быть, сны. Что снаружи совсем нечем дышать, что даже ножа ему не позволят взять с собой, что бежать им будет не по чему и не на чем, что её уже вообще нет.
Что грешно ему задумываться о побеге, ему, из-за кого это всё и началось. Потому что именно из-за него это началось, и теперь поздно сожалеть. И желать теперь чего-то – тоже поздно.
Полночная тишина – наступает 25 число. Ночь, зима, Рождество.
Он получит свой подарок.
Когда в отросших волосах скользнут суховатые пальцы, тёплая ладонь коснётся щеки, и от этих прикосновений сны станут совсем другими. О пыльных дорогах, заносах на поворотах, весёлых голосах, старых приколах.
Потому что тот, кто может менять реальность так же легко, как и его сны, тоже получил подарок. С рассрочкой в год, на целую вечность…

@темы: Supernatural, Дайроводство&бытописание

---

Если бы мне встретились

Какие-нибудь сектанты…

Справедливости ради, они мне встречались. Однажды позвонили по телефону, рабочему. Долго потом, наверное, удивлялись, что в минкульте сидят демана, которые вежливо им объясняют, что не хотят присоединяться к какой-то там истинно христианской церкви, а, напротив, настойчиво зовут их к себе. Другой раз они пришли к нам в квартиру. Тут, надо сказать, меня подвело чувство восторга, и я несколько переборщил с эмоциональностью в заявлениях, что не могу пойти на праздник воскресения Христова, ибо моветон, обязательства перед коллегами из Ада и вообще – не хочу делать гадость светлым и вовлекать Мессира в очередной политический скандал.
Теперь вот думаю, что хорошо бы встреть сектантов, кто спросил бы меня про Антихриста. Я бы им ответил. Даже не так – я бы им ОТВЕТИЛ! Ооо, КАК бы я им ответил! Эрик мог мною гордиться, Сингер и Сэра рыдали бы от умиления, СПН-фэндом в целом и собратья-слэшеры в частности могли бы быть уверены, что я не посрамил высокого звания винцестника!
Нда…
А потом, если бы мне надоело общаться, выпустил бы Дина, который бы заявил, что Антихрист – клёвый чувак, его младший брат и с ним охрененно приятно трахаться.

Это я всё к тому, что сегодня снимал деньги в банкомате и наблюдал следующую картину. Маслом. По хлебу. Стояли два чувака, один весь цивильный, в рубашечке, другой весь такой крутоёбистый, в футболке. Снимали деньги с целой кучи карточек, причём карточки все были разные, у чуваков, что-то там не ладилось, и я с трудом удерживался от желания предложить помощь и телефончик Бобби. Ну, пока помню…

@темы: Я люблю тебя жизнь, ну а ты меня снова и снова, Supernatural, А я бы посмеялся

---

В принципе, я могу испохабить что угодно

Вот, например, мы изрядно испохабили херуёв.
Теперь по нашей терминологии:
построить алтарь света - завести касечкятник,
построить пещеру чёрных драконов - завести гаражик Импал/завести "Дженерал Моторз",
играть адским замком - сходить Сэмми-антихристом.

@темы: Supernatural, А я бы посмеялся

---

И опять в эфире старые песни о главном

Теперь банановый с обоснуем.
Руби в третьем сезоне и Руби в четвёртом сезоне - найди десять отличий.
Ставленница Азазеля по возвращению Люцифера, подло использовала Сэма, играла на его желании сначала помощи, потом мести, лгала ему, пудрила мозги всем остальным. Так её видят все, так её показывает канон, но…
Лично я в каноне вижу некоторые несостыковки и не могу понять, как можно считать в Руби-3 и Руби-4 одно и тоже лицо существо.
Как Руби 4-го сезона может быть Руби 3-го сезона, если налицо следующие факты:
1. Помощь.
Сэм мог отказать от помощи Руби, потому что так сказал Дин. Неважно, что Дин умер, а до этого Сэм спорил с ним в поте лица, что помощь Руби надо принять, а не отклонить. Когда умер папаДжон, с которым Сэм собачился большую часть своей сознательной жизни, Сэмми тут же переплюнул Дина в ревностности выполнения заветов Ленина-Сталина по продолжению охоты. От него только и слышали «папа этого хотел бы».
2. Месть.
Сэм мог отказаться от мести Лилит вообще. Он достаточно чётко обозначил свою позицию по этому поводу ещё в пилотной серии первого сезона. Даже если принять во внимание, что мамаМэри померла уже как 22 года назад, а Дин сегодня – была маза, что Сэм мог отказаться. При этом отнюдь не исключался вариант, что Сэм мог отказаться в пользу простреливания себе черепушки, например. Он же вскоре сбежал от Бобби и вообще был не в себе. Что, собственно, подтвердил Бобби.
3. Ложь.
Руби всё-таки не разу не пиздила парням. Демоны, как можно заметит, вообще не отличаются пиздежом. Этим в СПН страдают ангелы. Она же честно сказала Дину, что спасения нет, он честно передал это Сэму, Сэм честно передал Руби. Все всё знали, и Руби честно озвучила свою задачу как «помочь Сэму жить в этом мире после твоей смерти». Нигде и никогда в третьем сезоне не шла речь про убийство Лилит. Руби не натаскивала Сэма на это, более того, вообще замалчивала этот факт (наличия Лилит).
Вся тягомотина с выносом Лилит началась как раз в 4-м сезоне.
3.1. Ложь всем остальным.
В 4.01 Руби не узнаёт Дина и Бобби. Она к тому времени уже была с Сэмом достаточно давно, так что предположения насчёт того, что Сэм не знал, что в теле находится именно Руби отпадают. Даже если Руби не хотела с размаху афишировать своё присутствие Дину, даже если предположить, что она смогла так сразу хорошо сыграть неузнавание – я не могу поверить, что Сэм смог так сходу всё это сыграть и сориентироваться в ситуации, и вывести Руби из-под огня, и продолжить искренне обниматься с Дином. Всё-таки не бывает, что вот тут искренность есть, а вот тут – нет. Она или есть, или нет, но такого изощрённого пиздежа в отношении Дина я от Сэма принять не могу. Тем паче, что это ничем не подтверждается. Дин в нём неискренность чувствует сразу и всегда.

Итак, что у нас получается? А получается, что План Азазеля по Возвращению Люцифера есть просто бизнес-план по продаже семечек, если предположить, что Руби одна и та же во всех сезонах своего появления.
Это не говоря о том, что никто не мог знать сломается ли Дин в аду (Джон, например, не сломался).
Слишком много допущений, слишком неустойчивая ситуация в целом. Нельзя строить такие серьёзные программы на таком зыбком фундаменте. Целая куча если: если Сэм согласится на помощь, если Сэма удастся развести на месть, если получится убедить в своей лояльности всех остальных, если Сэма вообще можно будет контролировать, потому что тут не было гарантий, что он в горьком одиночестве не пойдёт в разнос, а ведь Руби в первое время рядом с ним вообще не было, она же была послана Лилит далеко и надолго…
Это я всё к тому, что при таком раскладе нет логики введения Руби именно в 3-м сезоне и именно в том виде, что она была в 3-м сезоне. Ибо непонятно, при чём там Руби вообще. Способности Сэма она не пробудила, контролировать его она могла с 50-% вероятностью, при этом она служила олицетворением краха всех его надежд.
Тогда логичнее было бы ввести персонаж с началом 4-го сезона, к тому же он удачно оттенял бы наличие ангельской стороны. Можно было бы начать с явления негодяйки-шпионки-предательницы к Сэму-в-расстроенных-чуйствах, и заявить ему, что я, мол, могу всё, спасти Дина, отомстить Лилит, и всё это богато приправлено фактором неожиданности. Сэм в стрессе, Сэм в отчаянии, Сэм без тормозов – Сэм пойдёт на всё. Тем более, что он дозрел за прошлый год в собственном, подчёркиваю – собственном бессилии.
Так что, не состыкуется тут что-то как-то. И, более того, не только я не воспринимаю образ Руби как целостный. Сомнения в этом есть и у других фэндомцев.
А дыма без огня не бывает.

@темы: Supernatural

---

Это почти по просьбам трудящихся

В смысле тех со-страдальцев, коим выпала сомнительная честь поприсутствовать при повторном узнавании деревней который час.
Мы посмотрели "Валентина".
Кстати, там есть одна интересная деталька, практически отсылка к "Кроатоану". Маньячество-то ведь передавалось через попадание кровыщщи на следующего в очереди страдальца. Кто кому башлял, внимательно я вас спрашиваю?
Ну а в остальном - сильное однако. К тому же велика Америка, а рожи кругом одни и те же. Вот, например, помощник шерифа - Большая Любовь из хаусовых лотерейных ангелочков, номер не помню, но спалился он на сговоре по трусам Кадди.
С другой стороны, присутствие сего чувака реально оживляло сюжетец. Вот сидим, скажем, тоскуем: "Сценарий - фигня, игра актёров - фигня, обоснуй - фигня, но... У Большой Любви с собой было". (С)

@темы: Supernatural, А я бы посмеялся, нах Хаус

---

13.06.2009 в 19:10

Пишет  +Vida+:

Pimp Up
">

у кого не кликается картинко, жать сюда:
community.livejournal.com/jen_lovers/

Кто хочет присоединиться, или помочь, плиз, кросспостните у себя!
Больше заявок, хороших и разных!

@темы: Я люблю тебя жизнь, ну а ты меня снова и снова, Supernatural

---

Ну и последние 27 метров

Мой самый старый и страшный позор - графический-типо-винцест (за нахождение графики полагается отдельный приз) по тоже мотивам кого-то, чьё произведение меня приятно затронуло.

- И руки липкие, и вообще я устал.
- Останови.
Поспать надо. Перебраться на заднее сидение и поспать. Так и сделаю. Кстати…
Руки липкие, к ним ужасно пристаёт пыль, и на рубашке остаются пятна. Сейчас всё будет в шоколаде. Хе! А всё и так в шоколаде.
- Ты когда-нибудь трахался в машине?
- Ну, как тебе сказать…
- Правду.
- Трахался. Только давно. И было очень неудобно.
- А уж сейчас-то как будет неудобно.
Хорошо, что Дина так легко подловить. Он легко заводится и очень легко возбуждается. Ужасно не любит, когда о трахе говорят, но очень любит это делать. У него сейчас сладкие до помрачения губы и пьяное дыхание. И по телу растекается предательское тепло от ликёра. И ленивая лёгкость от напряжной ночи. И холодок от возбуждения. Он вообще быстро может… поддаваться на такие дела. И не только он.
Чёрт, это так приятно. Вот что нравится в сексе, так это не только сам трах, а когда начинаешь… и ждёшь так много, и никогда не знаешь, что получишь в конце.
Дина ещё нужно правильно завалить, тогда удовольствие обеспечивается по-полной программе. Его нужно раздеть, он хреново соглашается на такие вещи, но трахаться через расстёгнутую ширинку уже надоедает. Поэтому путь уж потерпит, тем более без штанов ему больше идёт.
- Теперь твоя очередь.
- Спятил да?
- Да-да, снимай, я имею ввиду.
- Мы что тут, прямо на дороге, да? В машине, голые?..
- Можем ещё около машины, если тебе так жалко сиденья. Правда, ты можешь сильно погнуть капот. Ты так дёргаешься обычно, когда я тебе вставляю. Или…
- Или?..
- Или когда я в тебе двигаюсь.
- Лоб здоровый.
- Ага, здоровый. Давай, не отвлекайся, раздевай.
- Чего?
- Ну, ты мне, я тебе.
А, ладно, можно и без него справиться. Понятно, что это ему нравится. Когда вытряхивают из одежды, гладят по голой коже. Хех, нравится очень. Только достать пониже не получится, чёртовы сиденья. Только руками. Да и так хватает.
У него очень горячие соски, с нежной кожицей, она так сминается под пальцами. Чувствительно.
Хочется вцепиться зубами в него, прямо вот сюда, над ключицей. Пусть он подёргается посильнее. Этим можно воспользоваться. Когда Дин старается прижаться поближе, легко надавить ему на бёдра, совсем легко. И начать слегка подталкивать. Вверх, вперёд, снова вверх. Он весь мокрый. И не только он.
Стонет что-то в ухо. И начинает целовать, хватать губами за шею. Водит языком по плечам, куда может дотянуться. Приподнимается, старается достать руками как можно ниже. С плеч, по спине, обнимает за талию, тянется дальше. Руки шершавые, сейчас потные, ладони липнут к коже... если он так продолжит дёргаться, можно сойти с ума. Настырный. Дотянулся до поясницы. Чтобы согнуться сильнее, ему приходится развести колени в стороны.
- Дин.
- Мелкий… Сэмми…
- Что, Дин?
Кончиками пальцев гладит бёдра, добирается до задницы, но ладонь дотянуть не может. Сейчас ещё сильнее разведёт колени, и будет совсем раскрытым, в него можно вжиматься, почти входить, как угодно.
- Дин, какого ты?...
- Сэмми, подожди.
- Дин!..
Добирается до ложбинки между ягодиц, пальцы касаются внутренней кожицы, трутся о вход.
- Дин! - Теперь уж прости, но сам напросился.
Чего стоит привстать с него, согнуть его колени на плечи.
- У тебя такие узкие бёдра.
- Сэмми…
Он не может закрыться от движений в нём, вперед и вверх. Когда его берёшь, он кажется совсем лёгким, кажется, его можно носить на руках, как ребёнка. Он только твой, не уйдёт и не сбежит. Когда ему становится совсем отвязно, отключается всё, кроме его тела, он сейчас живёт только этим, только движениями в нём, плотным потным телом, вжимающим его в сиденье, сгибающим его пополам, старающимся войти ещё глубже, чтобы получить с него всё, что он может отдать, целиком, только для удовольствия.
Он снова хватает за бёдра, притягивая ещё ближе.
- Сэмми… Ты… Чёрт! Как ты сильно!..
- Ты такой неглубокий…
Но тебя можно достать. Вот так и вот так, чтобы ты рыдал и дёргался под толчками.
- Дин!
- Сэм… Сэм…
- Да!
- Да!
Да! на трассе никого. Пустое небо, ветер горячий и сухой, лето и трава пахнет его кожей. Везде никого, только мы одни. Только ты, Дин, только ты.
Я тебя люблю.
Я люблю тебя.
Как-то ухитрится дотянуться до поцелуя и всё. Упасть на него, не выходя, только не отпуская.

@темы: Supernatural, А я бы посмеялся

---

Когда-то я никак не мог понять - что же такое "эстель"

теперь же, смотря на Дж2 в фэндоме и в реале, я понимаю, что эстель - это если в реале в точности как в фэндоме...

А кроме того мне вспомнилась одна забавная история, напечатанная в первом номере гламурного журнала "Дирижабль", который ныне благополучно сдулся.
Речь в той истории шла от лица одного журналиста, изыдевшего в столицу из надоевшей провинции, о том, почему ему вообще захотелось в столицу. Журналист приводил много аргументов в пользу своего решения, и одним из этих аргументов был такой: провинциальные города архитектурно унылы, ибо состоят из центральной площади, здания администрации перед ней и памятника Ленину на ней. Ну что ж, поспорить сложно, и даже всё было бы ничего, кабы журналист не сказал, что вот Москва - кардинальное архитектурно-планировочное исключение из данного правила.
Что, как я понял, в меру сил моих скудных, предполагало полное отсутствие в ней:

центральной площади,

здания администрации

и памятника Ленину

@темы: Я люблю тебя жизнь, ну а ты меня снова и снова, А я бы посмеялся

---

54 метра незатейливых приколов-2

или тогда было 4 страницы, а вот теперь как раз все 8.
По-правде
Мелкий Дин кормит совсем мелкого Сэма
В большой тарелке молока плавают размокшие мюсли. Последняя порция, между прочим.
Сэм ещё не может удержать эту ложку, а если и справляется, то суёт её в рот таким боком, что всё приходится начинать заново.
Молоко растекается, размазывается по старательной мордахе. Сэм куксится и Дин берёт ложку сам.
Тарелка тяжёлая и Дину едва удаётся её удерживать, одновременно прикармливая мелкого. Тот открывает рот как на арбуз, хватает ложку аж до ручки и шумно мусолит еду. Ему это нравится и Сэмми довольно чавкает, перестав, наконец, хныкать.
Это очень хорошо, что можно покормить его спокойно, не придумывая историй, не рассказывая сказок, не играя с ним в ладошки. Обычно мелкий ест еле-еле и Дин всё время сомневается, вырастет ли он при таком аппетите вообще.
Сэмми, развеселившись окончательно, тянется к Дину, улыбаясь и стараясь дотронуться молочными ладошками до его лица.
Дин и сам начинает улыбаться, мелкий сейчас похож на мультяшного куклёнка, особенно когда в перерывах между его чавканьем можно попробовать перехватить пару ложек себе. И ничего, вполне удачно. По крайней мере, Дин уверен, что он будет больше и сильнее этого спиногрыза, раз уж со жратвой у него получается управляться лучше.
Мюсли заканчиваются. Дин относит тарелку в мойку и возвращается к столу вытирать счастливого сытого Сэма. Потом кое-как стаскивает потяжелевшего и радостно объевшегося брата со стула и тащит наверх в кровать.

Мальчики едят мороженое
– Охуеть!
– Хорошее начало. Что ты весь извёлся?
Сэм есть мороженое, вылизывает это проклятое эскимо, будто ему за это платят. Из-за его старательности уже пол-сиденья закапано подтаявшим шоколадом. Ещё немного и на штанах начнутся отметины.
Дин косится на брата со всё более тяжёлыми вздохами. Его ужасно достаёт это сладкое посасывание рядом. А температурный режим в машине уже зашкаливает и проклятое мороженое действительно начинает истекать всеми этими белыми пятнами, которые так действуют на него. Сэм никак не реагирует на терзания. Пока. И ухмыляется ещё довольно, сволочь.
– Слушай, я хочу…
– Чего это?
– Ну, ты понимаешь.
– Неа.
Это уже оскорбление и это уже обидно. Столько не спать, не есть, а тут ещё и Сэм со своим шоу недогадливых мало того, что жрёт вторую порцию, так ещё и заляпал весь салон.
Дин решительно принимает меры против смерти от голода, усталости и братовых подначек.
В конце концов они меняются местами, и Дин, наевшийся и счастливый, начинает засыпать, успев только вытащить эскимошную палочку изо рта и подумать, что в следующий раз он купит для себя пятифунтовое ведёрко с мороженым, а мелкий поедет в багажнике.

Дин решил похудеть
Сэму нравится лежать на Дине.
Нет, совсем не в этом смысле, ну, то есть – не только в этом. Просто это приятно, когда под тобой дышит и греется большая, плотная и мягкая тушка. Сэм уж и не помнит, с чего бы вдруг он обзавёлся этой привычкой, но при всякой возможности старается попользоваться Дином в качестве матрасика.
Нет, правда, ради удовлетворения тактильного голодания он вполне готов закрывать глаза на пивнушки, гамбургеры с картошкой и прочие радости на ночь. К тому же у них всегда есть работа, и что мешает, спрашивается, поддерживать себя в форме.
Сэм определённо рад установившемуся раз и навсегда душевному равновесию.
Рад до тех пор, пока не начинает замечать, как Дин отказывается от пива, тоскливо облизывается на чипсы и страдальчески грызёт яблоко на заправке. А попытавшись расспросить поподробнее, и узнав на свою голову, что Дин сильно озабочен отсутствием нормальной спортивной нагрузки из-за долгих перегонов и неурочной беготни по ночам…
Сэм никак не может решить, каким способом расколоть и изобличить это странное существо, принявшее облик его непутёвого братца.

Что-то стороннее и лиричное
Сэм, в принципе, неплохо устроился. Он нормально себя чувствует. Ему хорошо.
Он подросток, получивший первый оргазм в 13 лет. Когда первый раз трахался со своим старшим, семнадцатилетним, братом.
Он отличник, знающий, что у любого живого существа из отряда млекопитающих существует механизм так называемого импринтинга. У людей это явление наиболее сильно проявляется в чувственно-эмоциональной сфере, когда формируется образ наиболее привлекательного сексуального партнёра.
Он просто совершенное дитё, неловкий, немного болезненный переросток, с грудного возраста усвоивший одну нехитрую истину – когда больно, темно и страшно, надо только протянуть руку и Дин сделает так, чтобы ничего плохого никогда и ни с кем не случилось.

Не совсем моё. По мотивам «Фальшивки»
Дину семнадцать. Исполняется сегодня. Сэму – тринадцать. Это очередной город и очередной пансион. Это не хочется даже называть, потому что это всё – тоска. Сэму – не хочется. Сэм знает, что у Дина сегодня день рождения.
Сэм хочет что-то подарить Дину, но у него ничего нет. Сэм хочет чем-то угодить Дину, но не в состоянии ничего решать. Сэм хочет чем-то порадовать Дина, но не знает чем. На самом деле Сэм хочет Дина. Он просто хочет Дина себе.
Дин знает, что жизнь не удалась. Она не удалась давно и надолго. Она стрёмная и тупая, как… Как вся его жизнь. Он закончил школу и сидит дома. Только что закончил охоту и сидит, заращивая очередные швы. Сегодня день рождения, а он так и будет сидеть один и тупо надраивать ножи.
Потому что иного ему не дано. Ему вообще много чего не дано. Или он просто от всего отвык.
Сэм сидит напротив и смотрит в книгу. Он так и будет туда смотреть, пока не придёт пора ложиться спать. Дин смотрит в отполированные лезвия и слегка завидует Сэму – ему самому и спать-то не придётся.
Они молча ложатся в кровать. И лежат, рассматривая потолок. И каждый знает, что другой – не спит.
Сэм знает много чего про одержимость. Сэм знает много чего про грехи. Он об этом читал или видел вживе. Сэм очень хочет ничего не знать, но у него фигово выходит. Дину просто тоскливо. Это Сэмми обычно шибко умный и даже задумчивый в их компании, а Дину просто грустно стало. Потому что – всё не так.
Сэм перебирается на кровать Дина. Ложится рядом и обхватывает его руками за плечи, насколько хватает сил. Дин знает, что мелкого надо прогнать, но сил на это уже не хватает. И вообще – уж лучше так, чем совсем. Сэм прижимается к Дину очень близко, и понимает, что ему мало. Хочется ещё больше и ещё ближе. Дин лежит ровно, только дышит так глубоко, словно стонет где-то внутри.
Сэм не знает, как начать, а говорить не может. Дин же понимает всё и сразу, как только Сэм понимает сам, чего ему надо.
Они целуются, потом раздеваются. Всё это получается быстро и так просто, что им не приходит в голову остановиться.
Сэм помогает Дину улечься на нём получше. Потом Дин подхватывает Сэма под ягодицы и трётся об него, осторожно и горячо. Дин совсем не боится и Сэму тоже не страшно. Им хорошо, и это всё так, как они давно хотели.
Они двигаются навстречу друг другу. Сэму почему-то совсем не больно и даже не стыдно. Ему так здорово, что вспоминается полуслепой одноклассник, которому вылечили глаза. Сэм не расстаётся ни с чем; он, наконец, получает то, чего раньше ему так не хватало.
У Дина срывает крышу, и сердце разлетается, и он не может остановиться. Сэмми так рядом, так близко и теперь весь его. Сэмми теперь весь – для него. Это такое настоящее, от чего начинаешь любить жизнь. Это лучшее, что в ней будет. Это самое нормальное, что только может быть. Дину хочется жить. И хочется жить только так.

Это очень плохо написанный фикг-его-знаеч-что. Это просто галимый XVIII век, где моральность текстов заменяла с лихвой все их поголовно как внутренние, так и художественные достоинства.
ЗЫ. К тому же, от имени и по поручению… Кузен, я в тебя верю! Рамо Т.

В летнем парке тихо и тепло. И темно, как в банке с мёдом. Пахнет липой и хочется молиться, пока вдыхаешь.
- Хорошо здесь…
- Ага…
От воды тянет холодком, как от мятного ликёра, единственное пиво на сегодня – эта сладкая гадость с невразумительно гордым ароматизатором «сидр». Но что поделаешь, Дин отказался от шоколадки и попросил её на десерт.
Через три минуты полночь и этот день закончится.
«Господи!»
Но это бесполезно. Это не их епархия, не наша епархия, да и что беспокоить по пустякам…
«Ещё бы пару дней!»
А что тянуть агонию, когда милосерднее и проще побыстрее прикончить.
«Не уговаривай ты, просто забей…»
У Сэма горячие ладони, пальцы же холодные и как птичьи когти. Мягкие губы на левом виске и предплечья болят, так впивается в кожу. И вправду обмануться, что удержит. Сам бы вот ни за что не отнял, в кои-то веки силёнок не хватило бы.
«Ладно, ты только не плачь. Всё будет пучком, старик. Хех, с климатом и здесь было хреново, а вот на компанию я согласен. Да брось, ты ж всё меня пилил про кондиционер.»
Минута…
***
Прошла…
Сэм тянет серп из ножен. Какого хрена, что ли поможет? Серп странный, когда это успел его так изрисовать, да и руны как глюк извращенца.
Сэм держит его как продолжение руки. Он же не силён с клинковым, да и круга защитного нет, хоть бы сам не подставился, придурок!
Сэм смотрит на реку и на холмы; Сэм смотрит сразу и вокруг. Запах лип такой густой, он просто сметает, сгущаясь в тучу по кругу.
Сэм смотрит на лёд. Трава и кусты – стальные лезвия. Иней блестит как начищенный полиролью нож, держит их кольцом, и он не рискнул бы даже подумать, чтобы пробиться через такую полосу препятствий.
Сэм командует им «к ноге». В общем-то, ничем таким от обычных собак не отличаются. Чёрные, здоровые. На ближайшем ухе – рыжая отметина. Мокрый чёрный нос подёргивается, стараясь держаться по ветру. Совсем не противные. Ну, пока не едят, по-крайней мере.
Сэм сажает ему на плечо чибиса. Маленького и серенького, с мягкими пёрышками и тонким, булавочным хохолком. Остренькие коготки протыкают насквозь куртку и кажется, что на плечо ложится плита, того и гляди загонит по колено в землю.
Сэм уходит туда, где у края ледяного кольца клубится что-то, от чего хочется завыть не хуже Рыжеухого. Что-то, что сминает иней и разгоняет сладкий запах. Что-то, что расшвыривает псов, как ручных шавок и заставляет чибиса спорхнуть неловким облачком.
Полночь тянет уже который час и секундная стрелка сходит с места лишь когда возвращается Сэм. И клубящееся вместе с ним.
«Я тебя не отдам!»
Лезвие серпа холодное и лёгкое, касается как ветер. Если повнимательнее присмотреться, то можно увидеть собственное сердце. На похороны тогда не успел, но вот как оно пульсирует в разрезе – это да. И если повнимательнее прислушаться, то можно услышать и голос, со сладенькой издёвкой соглашающийся с кем-то, высшим. Мол, да, год и мне – фигня. Вот теперь начинается настоящее веселье – тебе, Сагрэм, и на целую вечность. Интересно, а если истечёт срок годности?
«Я не отдам тебя!»
«Я тебе верю!»
«…будет просто сон».
***
Утро пахнет свежей травой и похоже на клубнику со сливками. Хочется улыбаться и глубоко дышать, пока можешь. И не обращать внимания на саднящий холодок. Как раз от левого соска до середины груди.
***
- А если я попрошу кофе в постель, это значит, что я уже Франкенштейн?
- Эй, ну ладно, я поставлю кондиционер. Ну может это как в Швеции, у них там ведь наоборот холодно. То есть в скандинавском эпосе… Блин!
- Ну, можешь использовать меня как секс-раба…
- Дин, я губу прокусил, приедем в мотель – надо лёд приложить.
- Чего?
- Да мне разговаривать больно.
- Сучок!
- Я тоже тебя люблю, придурок.

"Совы не то, чем они кажутся" (С).
Ну, я так мыслю, что уж совы не показались так, что и мало не показалось тоже )
– Пить…
Руки дрожат. Это конец, всё… Всё… До капли…
– Пить…
Ничего не осталось, жизнь уже скатывается в трагедию.
– Пожалуйста, пить!
Надо сосредоточиться и попытаться… Руки не держат… Но хоть глоток, ведь должен же остаться.
– Дин, я тебя прошу.
Так, не паниковать. Скоро, совсем скоро всё кончится. Хотя бы – кончится.
– Дин!
Едва заставив себя двинуться, подошёл к брату. Пальцы на горлышке свело от напряжения. Холод под ладонью.
– Дин…
Ещё немного… Как же немного осталось. И вчерашнюю беспечность никак не простить. Если бы он не был таким самонадеянным, если бы он подумал о завтрашнем дне…
Под ладонью холод, пальцы соскальзывают. Это последнее, что он может отдать. Влажные пальцы и…
Отдать своему брату.
– Сэмми, я только прошу тебя…
– Дин.
– Я прошу тебя, Сэмми, только не надо…
– Дин!
– Только не до конца! Это ж последняя бутылка на опохмел. А в таком состоянии я и пешком до магазина не дойду, и за руль как-то не тянет.

Про серию про джинна.
Пиво выдохлось, вечер кончился, но жутко не удался. Сэм в очередной раз закончил спрашивал насчёт алкоголизма. Сидит напротив и смотрит, как на врага.
Дин сидит на полу и не может просто так встать и уйти. Есть вещи, которые сделать он не может.
Сэм за столом нервно перелистывает учебники. Он устал и зол.
В комнате слишком душно, окна закрыты. Сэм боится сквозняков. Или это Джесс их боится? Дину наплевать. Он давно не был так пьян. Ну, или ему давно так не сносило крышу. Сэм слишком близко и его запах как ваниль и мускус. Сэм слишком далеко и это абсолютное извращение. Дин понимает, что жизнь – хех, и эта жизнь тоже – тоже не удалась.
Сэм прямым текстом намекает, что пора. И ждёт, когда же закроет дверь за своим ебанутым братцем, закроет совсем равнодушно и очень надолго.
Дин встаёт и видит, как радуется брат. Он тоже встаёт и делает приветливое прощальное лицо. Дин протягивает руку для финального пожатия. Сэм так охотно её принимает.
Дин держит его ладонь, что-то бессмысленно говорит о ссоре с отцом, о том, как они учились курить, почему он так любит машину. Сэм устал возражать, что это всё не то и не так, и у него снова лицо мученика: губы бантиком, брови домиком. Слабо пытается выдернуть руку.
Дин не отпускает его, тянет на себя. Они очень близко и у Сэма уголок засоса над воротником. Дин сжимает его пальцы, другой рукой обхватывает за талию. Дин толкает его на себя, и знает, что Сэм сейчас слабее его. Он пытается отодвинуться, а сзади стол. Он падает на крышку, а Дин наклоняется сверху.
Сэма что-то ему говорит, думает, что говорит, но Дин знает, что это просто губы дрожат. И ещё – это просто ожидание поцелуя.
Сэм на столе между его расставленных рук, сам он – между его раздвинутых ног. Всё болит от нежности и желания. У Сэма влажные губы, зацелованная шея и испарина по всему телу. Дин задирает на нём футболку и ловит губами пульс на животе.
Сэм прекращает вырываться, понимая, что не сможет, всхлипывает под поцелуями и вдруг начинает просить. Прекратить это…
Дин пытается схватить его ещё сильнее, сжать ещё крепче, как песок, как воду сквозь пальцы и это не удаётся, почему-то катастрофически не получается.
Дин пытается дотянуться губами.
Сил нет и руки не слушаются…
***
– Дин, Дин! Ради бога, Дин!
– Сэмми…
– Дин, не спи, пожалуйста. Давай выбираться отсюда.
– Это была хорошая жизнь, Сэмми.
***
«Но такая гнусная».

Заявки
«Вредные привычки».
1.1. Бобби Сингер.
Собирательство – это очень плохо. Вот, даже первобытные люди от него дофига натерпелись. От охоты, они тоже натерпелись не меньше, но собирательство – это хуже всего. Бобби понимает этих бедолаг, как родных, и думает, что и они поняли бы его, бедолагу.
И очень, очень сильно хочет две вещи. Во-первых – парочку-тройку неандертальцев в натуре, книжечки с него разгрести. А во-вторых – таблетки от жадности. Ибо вот нахрена ему теперь те шестнадцать томов, что обещали подогнать завтра, если под имеющимися сорока восемью рухнул третий стеллаж? Куда их ставить, раз аж хозяина прикрыло?
Нет, Бобби положительно уверен, что собирательство до добра не доводит. Может, всё-таки, лучше охота?..

2.0. Джон Винчестер.
Если несчастная любовь – алкоголик, если не мозгов – то наркоман, если седина в бороду – бес в ребро (хе, бесы – они обычно в другие места). Если всё вместе – то как у него. И наутро хочется застрелиться. И так уже второй год. Ненормально, бредово, дно второй натуры. Той самой, что привычка, да…
Это нельзя продолжать, но невозможно остановить.
И в этот раз тоже, когда Дин закончит чистить ружья, когда выйдет из душа, когда тихо, не дыша, свернётся на краю постели. Со стороны будет казаться, что он боится, только вот не того, чего следовало бы. Дин ждёт секса с ним и не обманется в своих ожиданиях.
А после всего, лёжа рядом, обцеловывая плечи и руки пересохшими губами, совершенно непонятно будет, кто и кому приходится вредной привычкой.
И, дай бог, Мэри вообще никуда не смотрит.

3.4. Вампир Лютер.
Вампир Лютер любит любоваться подсолнухами. Неимоверно странное предпочтение. Настолько странное, что его и привычкой вредной считать как-то… неудобно…
А ещё у вампира Лютера есть жена. И вот это действительно вредная!.. И ведь не избавишься…


Заявка на «AU по профессиям»
«…Не связывайся ты с ним, Веня, - сказал Дугин. - Давай я по-нашему, по-простому, - и он достал из кармана плоскогубцы». (С.Санин)
Утро началось хорошо. Первый же клиент потрепыхался для вида, а потом покорно успокоился. Нет, жестокости к нему не применяли, конечно же нет; но челюсть вынули профессионально и с таких кровавым хлюпаньем, что аж душа запела.
Опять-таки, не стоит огульно обвинять господина владельца стоматологической клиники в человеконенавистничестве и моральном садизме, но новенький сотрудник ему нравился. Сам господин владелец уже привык и смирился, под тоннами политкорректности и клятв Гипократов, с тем, что пациентов надо любить и уважать, а вот этот… Чудо-парень, курочит и курочит! Прадедушка, что был родом из-под Бобруйска, то ли Можайска, ещё говаривал про таких «из гестапо за жестокость выгнанные».
Парень тем временем врубал несчастному скобы под протез. Вокруг летала костяная пыль и брызги крови.
Положительно молодец, работает аккуратно, руки не дрогнут. Просто мясник, даром что только из колледжа, практически на стажировке. Надо бы ему по окончании испытательного срока предложить по-настоящему дельную работу. А то умыкнут кадра конкуренты проклятые, где ещё такое найдёшь.
Молодой специалист догонял пациента очередной порцией обезболивающего. Нет, хорош стервец, ему бы смертную казнь такими уколами проводить.
Иглу вогнал точно по границе поражённой зоны, ни на микрончик дальше. Как удачно, и нерв нужный наверняка зацепил; мученик ещё поспит, а челюсть повисит спокойненько, без урывок; потом её и вправлять будет проще.
Узнать бы, не забыть, кто у них специализацию преподавал. Да ещё и хирургию. Непременно надо посоветовать сыну идти на курс к тому профессору. Это просто золотое дно для будущей работы.
Молодой специалист закончил надевать протез и чётким движением, таким только картины писать или космолёты стыковать, загнал челюсть пациента на законное место. Если бы так вот ударил, то долго это придурок не прожил бы. А так будет ещё радовать жену и деток лет тридцать. И на работу, это просто-таки видно, хоть пожизненную гарантию давай.
Медсестра засуетилась вокруг просыпающегося. А новичок вышел покурить. И начальник следом.
***
— Я вам просто рад, юноша. Пока рано, конечно, но имете в виду, что я на вас строю планы. И ещё – непременно порекомендуйте мне своего преподавателя. Если сын поступит – посоветую ему идти на тот курс.
— Да без проблем. Возьмёте – останусь. Препод нужен – познакомлю. Она, кстати, очень ничего.
— А где же вы вообще так наловчились работать? Мне даже старшие коллеги не всегда такие попадались. У вас руки как у робота. Ни одного сбоя. Родители не стоматологи часом?
— Да нет. Мать не работает, а отец… Он морпех бывший. А брат – плотник. Я ему всю жизнь челюсти вправляю. С тех пор как они с отцом бары строят. Привычка, мать её.


Не по-правде
Дин/Гордон
– Это был последний стул.
И снова прикладом по черепу, и снова приходит в сознание, только уже не на стуле.
Дин понял, что всё идёт не так, когда увидел деревянную столешницу под лицом.
– Ты погань, ниггер чёртов!
Гордон с особым удовольствием, хоть и не видным, но ощутимым, затягивал узлы у Дина на щиколотках.
– Ты бы ещё на дыбу меня сообразил!
– Я же сказал, что это был последний стул. Что б тебе стоило меня послушать.
Дина трясёт от дикого бессилия, перехватывает горло от злости.
– Слушай, ты!..
– Я тебя слушал. Признаю, у тебя почти получилось. А теперь помолчи.
– Слушай, хватит! Ты что, маньяк, тебя это заводит да? Пристрелить Сэма, меня связывать?
Потом Дину остаётся только стискивать зубами бандану.
Гордон ещё раз протягивает узлы. Впрочем, это уже неважно – дубовый стол всяко крепче фанерного кресла.
Дину ничего не остаётся, только терпеть, когда всё тело сжимается в отчаянной судороге протеста. Ждать – это, оказывается, очень больно.
Гордон замечает, как он дёргается.
– Выглядит хуже, чем терять брата. Вижу, по-настоящему болит. Болит, да?
Он подходит и с размаху роняет ладонь на разбитую спину. Дин выгибается сильнее и шипит.
– Болит. А знаешь, мне говорили, что эти твари очень сильно привязаны к своим родичам. Ну, типа, им нужна семья, иначе им не выжить. Говорят, они с ними прямо трахаются.
Нажим становится ещё крепче и невыносимее.
– Ага, понимаешь. Да, я знаю. А ты как, Дин? Ты даёшь этому отродью? И как он тебя, понежнее или так же?
Гордон оставляет его спину. Дин едва успевает перевести дух, когда вместе с руками Гордона исчезает ткань футболки.
– Вот так. Ты не мечись, Дин.
Хватает его за пояс джинсов, коротко взмахивает ножом. Дин понимает, что одежды на нём почти нет. Он едва замечает, как саднит порез на пояснице, кровь сочится вниз тёплой струйкой.
– Ну извини, будет вместо смазки.
Дин зажмуривается и резко выдыхает, всеми силами желая, чтобы это было уже навсегда. Жаль, что задохнуться вряд ли получится.
Гордон двигается достаточно медленно, чтобы это было не оглушительно больно и достаточно сильно, чтобы это стало полноценной пыткой. Ритмично, как машина, дышит и стискивает ему бёдра.
И это тянется так долго, что прерывается только первым взрывом.
«Сэм»!
Затем вторым.
«Сэм»!
Затем – безумно холодным голосом брата, похожим то ли на клёкот, то ли на шелест клинка по воздуху.
– Нет, ты будешь жить. Долго. С этим.
И после удара.
– В тюрьме.
Шаги Сэма прерываются на секунду в дверях, затем лопаются перерезанные верёвки. Сэм словно не смотрит на Дина, только закутывает его в свою куртку, тщательно стараясь не касаться голой кожи. Хватает в охапку и тащит к машине, бегом, не оглядываясь.
– Да я в порядке.
– Да я не сомневаюсь.

@темы: Я люблю тебя жизнь, ну а ты меня снова и снова, Supernatural, А я бы посмеялся

---

54 метра незатейливых приколов

или 8 страниц дикого бреда.
Я уже и сам не верю, что когда-то писал фики по СПН. Ан вот писал же, ага.
Это, наверное, несколько кошмарно, поэтому
Дурацкая песенка «Старый коньяк и розы в пыли». Очень глупая песенка и очень правдивая. В этом тухлом городишке такие любят. Считается, что они про местные угодья, это они розы имеют ввиду. На самом деле – пыль. Коньяк вообще не при делах. Здесь жрут гадость и видом, и названием подерьмовей. Но гадость - это вроде неприлично, поэтому скрывают, конечно.
Но когда в 14 лет имеешь столько шансов узнать о гадостях, их начинаешь различать хоть из воздуха.

Как-то всё начиналось…
Дом, где приходится жить, трухлявый, россыпной. Потолки по утрам вытряхиваешь из постели, а стены вытираешь каждый обед. По вечерам приходится сидеть с уроками на той же постели, потому что за столом всё занято картой вместо скатерти и Дином, тупо мечтающим над лекциями по географии. Почему он всегда мечтает над ними – бог весть. Сейчас он водит пальцем по карте и в мире становится немного почище. Кое-где, на материках, очищаются горы, выглядывают речки из-под трухи, в море начинаются течения…
А ты, как дурак, кропаешь сочинение на коленке. Учительница, дура, конечно, попросила о прекрасной даме. Дама тоже выходит дура, а у Дина болят вчерашние швы и ему нельзя лежать на спине и сидеть на мягком, позвоночник тоже болит.
А иногда в открытом окне начинает пахнуть трава, свежеют невесть от чего листья, тогда Дин посмеивается о чём-то, очищая Японию, а дама становится поумнее.
К тому же это значит, что уже совсем поздно и пора закругляться. Японцы и дама с успехом проживут завтрашний день, охоты сегодня не будет, никто никуда не пойдёт.
Ещё пяток минут можно поиздеваться над учебниками по биологии, прежде чем придётся ложиться спать.

Когда-то всё начиналось…
В школе очень радуются внезапным успехам в среднем классе. По литературе. По истории. По праву. По черчению; впрочем тут – не у всех. Из всех, внезапно так успевающих.
Нет, это нормально, просто 45-й тяжеловат, отдача, как у М-16 и руки дрожат по утрам. Хватает только на 10 чертежей, остальные справляются сами.
Но Дин говорит, что этот предмет вообще-то полезен. Он говорит, что здесь важна привычка, и глазомер надо развивать. Слова у него, правда, не те, что в учебнике или чертёжном классе. Про масштабирование и углы атаки он не слышал, приходится сочинять самому.
На истории все радостно ковыряют шпоры из странных мест. Многие палятся, а как же иначе. В тех местах удобнее прятать предметы покрупнее – ножи, спицы, арбалетные болты. Но все купились на его обещание продать шпоры и места их сокрытия со скидкой, теперь виноваты сами.
Да и попавшихся не много, процент спасшихся гораздо больше. Зато самому теперь похеру все эти шпоры, их и так написано по двадцать комплектов. История – штука грязная, грустная и нудная, зато за двадцать переписываний можно запомнить и Испанию с Колумбом и ещё много чего. Это не мешает учителю, поэтому можно сидеть у окна. Там удобно. Учитель мечется в панике по классу, а все хорошо, прямо отлично пишут, стервецы.
А за окном на заборе сидит Дин, оттирает от масла руки, берётся пересчитывать деньги. Теперь уже чистит и деньги, и руки.
А в кармане собственная полтина и если Дин ждёт, то те пятеро, попалившиеся, свои пятнадцать обратно не получат и до второго. Пришествия. И можно будет затариться нормальной едой и новым бэгом.

Где-то всё начиналось…
Стол противно поскрипывает, противный и бело-розовый. «Не любит, когда по нему бьют задницей, квадратная свинья»! Сам ты свинья! «Так я ж про стол! Ты-то разве бело-розовый»?
Злобная месть, шкурки, картофельные очистки летят в скворчащий жир сковородки. Дин отбивает их ложкой, не оборачиваясь, со спины и ржёт, как ненормальный, про квадратную свинью. Когда весь мусор оказывается на месте, то можно начинать другое развлечение. Например, почитать стишки. Дин воет от такого счастья, выбирает дерьмо из еды, режет хлеб на тосты. Ну и фиг ли, что не утро, а вечер. Это пустяк.
Нормальный, кстати, вечер, очень спокойный, они одни дома и можно орать и бесится как угодно. Никто не побеспокоит, никто не побеспокоится. Даже в соседнем доме, что за участком с ложбиной и непролазным кустарником, где одноклассники празднуют день рождения красивой девчонки, празднуют шумно, с петардами, музыкой и тортом. Наверное.
Дин выкладывает на любимую щербатую тарелку любимые зажаренные кусочки и догоняет тёплым хлебом. Сверху кетчуп, зверски холодный, потому что холодильник уже два дня морозит только его. Это очень крутой ужин, самый крутой во всех пятидесяти штатах, не считая Аляски. Дин радостно ведётся, что там жрут мороженую доисторическую мамонтятину.
Скоро будет дождь. Это должен уметь понимать каждый настоящий охотник. Скоро дождь и любому уставшему, с охоты, будет сложно попасть домой. Значит никто не придёт, никто не уйдёт, они будут только вдвоём и можно будет посмотреть кино про пришельцев.
Дин собирает посуду в мойку и гасит свет.
Интересно, а какого цвета эти пришельцы в реале, не на чб-шном телике?

Почему-то всё начиналось...
От обиды першит в горле, странно, вот уж и не думал, что выйдет так. Лучше бы простыть, заболеть и сдохнуть. Только не вот это, пыль, набившаяся везде и не дающая ни сдохнуть, ни вздохнуть. Блин, это всё плохо. И всё несправедливо.
Лестница цепляется за ноги, всё мешает, волосы лезут в глаза. Мокрое и противное лицо. Он запыхался и вспотел, да, именно так, он не плачет от обиды. Совсем не плачет. Ступеньки больно отбиваются от пинающих ног. Им противно. И ему протвно. Злой и бессильный топоток заканчивается на кровати. Теперь очередь подушки обижаться на пинки. И выслушивать отповеди. Предназначенные не ей.
Обида угасает сама собой, незаметно. Остаётся только слепая безрассудная досада. Он сам зарабатывает себе на жизнь. Всегда. Ещё Дин, конечно, подкидывает. Но иногда нельзя зашибить нужные тебе бабки, просто нельзя. Не выходит. И тогда кажется нормальным подойти и попросить. А вот ему это не кажется нормальным.
Хоть бы уж наорал, так нет же. Процитировал себя великого, накрутил новое Правило; а всё ради того, чтобы лишний раз ткнуть мордой в дерьмо. «Ты не маленькая девочка, я полагаю, что ты можешь обойтись и без глупостей». И дал понять, что сам ты глупость, величайшая глупость его жизни, раз вообще осмеливаешься просить.
А ведь всего-то хотелось получить новые штаны на выпускную вечеринку, а не боевые диновские обноски. Ну хоть что-то, из-за чего над ним не станут издеваться одноклассники.
Теперь проще не ходить. Хотя издеваться начнут и из-за этого тоже. Он и так всегда в стороне, слишком умный, ботаник, чудак на букву «м». Его единственная защита – головной мозг и Дин. Но придумать насчёт прикида ему уже нечего, а обноски от Дина он и так имеет по полной программе. Финита. Тупик.
– Что случилось? Тебя кто обидел, а ?
– Да всё в норме. – Вздох, выдох-вдох, тоже ещё пришёл успокаивать.
– Что в норме? Ты в норме? Не гони, а?
– Всё в норме. Я не в норме, а всё – в норме. И я не гоню. Я вообще этого не делаю никогда. Мне некогда. Я учусь. На отлично, между прочим. И зарабатываю. Тоже на отлично. Я имею по полторы сотни баков в неделю и не прошу на карманные расходы. Я только оплачиваю эти ебанутые боеприпасы и лекарства, они же тоже на мне. А так всё нормально. Просто у меня сейчас нет денег, а попросить их я, оказывается, не имею права. Сейчас. И вообще никогда. А идти на вечеринку в твоих старых штанах я не хочу. А не идти – не могу. Вдруг снова «неразумными действиями привлеку внимание социальных служб». Только сейчас, знаешь, Дин, я не буду так уж против приюта. Вот. Можешь меня убить теперь. За крамолу и ересь семьи Винчестеров.
Дин молчит. Встаёт, ходит по комнате, всё время молчит. Потом садится рядом и почему-то нет сомнений в том, что сейчас сделает.
Обнимает, совсем как младенца, держит крепко, даже руки дрожат. А, нет, это не руки, это он укачивает.
И уже совсем не хочется в приют. Просто ещё бы часок так посидеть, младенцем, чтобы было хорошо, чтобы совсем не думать.
– Когда будете праздновать?
– Через два дня.
– Послезавтра или после-послезавтра?
– Через два… Ох, блин, после-послезавтра!
– Ладно, тогда успеваем.
– Че-го?
– Шмоточный магазин, на Тоскан… У владельца есть тачка, типа антиквариат, 52 года, в хлам. Он искал мастера. За два дня я как раз успеваю.
– Ёп…
– А если нет – отработаю потом. Не плачь, мелкий, всё будет, ни одна твоя шавка не тявкнет.
И они не тявкнут. Это точно. Такое – не обтявкивают. Потому что эти лохи сосут, а они круты, они же очень круты. Они невъебительно круты вообще.
И эти лохи сейчас все, все-все, просто умоются, просто заебутся умываться!
– Вот, ремень, наборный, типа чистое серебро. Тебе идёт.
– Дин.
– И ботинки почищенные.
– Дин!
– И башку не трогай. Ещё одного 52 года на причёску здесь не напасёшься.
– Дин!!!
– Ну?
– Я тебя люблю...
– Забирай свою девчонку и гони.
– Я тебя люблю...
на свой страх и риск

@темы: Supernatural